Еще до первого кадра этого фильма мы узнаём, что он основан на реальных событиях. Впрочем, можно было бы уточнить: не только на самих событиях и свидетельствах очевидцев, но и на дневнике. Сокровенные записи обычной американской девушки Рейчел Скотт, погибшей в 1999 году во время стрельбы, устроенной одноклассниками в ее школе, стали основой художественного фильма — размышления об истоках того бессмысленного насилия, которое так часто сегодня потрясает мир, и той жертвенности, которой в сегодняшнем мире так мало. Не так давно этот фильм под названием «Мне не стыдно» (режиссер — Брайан Боф), вышедший в 2016 году, был переведен на русский язык и появился в Сети.
«Ты, наверное, верующая?»
Стоит сразу сказать, что этот фильм — протестантский. Но это, на мой взгляд, нисколько не мешает православным христианам стать его внимательными зрителями. Да, мы иначе молимся, у нас не принято возлагать руки на друзей, чтобы передать им силу своей молитвы, у нас нет таких патетических рассуждений о служении Богу и нам не свойственно называть Господа просто Иисусом. Но в остальном в этом фильме происходит всё то же, что может произойти и с нами. И для нас так же, как и для главной героини, встает вопрос: «Я христианин. Я знаю это, я принял Бога. Но что это значит в мире, который отнюдь не разделяет христианские ценности?».
Рейчел — обыкновенный подросток из верующей многодетной семьи. Ее родители развелись, когда ей было около десяти, и мама осталась с пятью детьми одна. Как и многие взрослеющие дети, главная героиня проходит этап, когда быть «хорошей девочкой» для нее становится скучным. И еще ей очень не хочется, чтобы симпатичный ей юноша знал о ее вере — ибо если она такая «святоша», то что делает на этой ночной вечеринке?
Неизбежен ли для подростка подобный внутренний конфликт? Думается, что нет, его вполне может и не быть. Но путей предотвращения его столько же, сколько на свете несчастных семей, ибо все они, как говорил классик, несчастливы по-своему. Ребенок стыдится своей веры перед сверстниками тогда, когда не ощущает за своей спиной поддержки семьи — мне кажется, что именно такую мысль можно увидеть во внутренней логике этой картины. Но есть там и другая мысль: любую собственную несчастность можно перерасти.
«Трудно объяснить, но штука в том, чтобы действительно жить для Иисуса…» Это не из диалога на какой-нибудь миссионерской встрече, где собрались язычники, никогда не открывавшие Евангелия. Это разговор двух милых девушек, в жизни каждой из которых Бог, Евангелие, церковная община присутствуют уже давно. Одной из них — Рейчел — больно и плохо, она потеряла себя. И другая говорит ей что-то вроде: «А ты не пробовала и правда так жить — для Бога?». И в этом, пожалуй, авторы фильма честнее многих: даже снимая картину об ушедшем человеке, чья жизнь уже вдохновила многих христиан, они показывают, что быть хрис¬тианином по образу жизни и по рождению вовсе не значит не иметь мировоззренческих проблем. Всё зависит от того, насколько по-настоящему мы живем, переступаем ли черту, за которой наша жизнь безвозвратно посвящается Богу.
И Рейчел переступила…
«Прорыв»
А дальше всё, на мой взгляд, значительно тоньше, хотя фильм отнюдь не артхаусный и в нем нет многослойности и сложных ассоциативных рядов. Но что именно и как приводит героиню к зрелой и осознанной вере, от которой она не отречется потом и под дулом пистолета, нам предстоит понимать самим, без режиссерских восклицательных знаков — имеющий глаза да видит.
Лично мне очень запомнился эпизод с заседанием молодежного христианского клуба «Прорыв». Подруга Рейчел называет его «Прыг-скок», и это не единственная ирония сценариста. Эти юноши и девушки собираются для благочестивой взаимоподдержки (чтобы, например, попросить друзей помолиться накануне теста по физике), но они же практически теряют дар речи, когда Рейчел приводит на это собрание человека в действительно тяжелой жизненной ситуации. А у кого-то даже хватает ума спросить: «Ты в порядке?» — у гостя, который только что открыл им невероятную боль, которому негде жить и нечего есть. А что, разве не видно, что всё о’кей? Эти молодые люди не бездушны и не жестоки — чуть позже они устыдятся и попытаются оказать практическую помощь — и даже, наверное, окажут ее. Но у Рейчел всё это иначе, моментально: ей достаточно наткнуться в миссионерском центре на незнакомого парня, который — мало ли что — не ответил на ее приветствие, чтобы, почувствовав, что с ним происходит что-то неладное, броситься догонять его в темноту; ей достаточно краем глаза заметить, что подруга неожиданно уезжает куда-то между лекциями, в середине учебного дня, чтобы бросить ту же самую лекцию и отправиться выяснять, что случилось. Такая, с точки зрения светского мира, «сумасшедшинка» раньше или позже располагает к девушке сердца людей, которые были закрыты от других и от Бога в своей боли. Но она же причиняет немалую боль ей самой.
Умение терпеть боль
Авторы фильма совершенно явным образом предостерегают нас от очарования чьей-то глубокой верой как «историей успеха», пусть и особого рода, религиозного. Быть христианином — это больно, это такое расхождение с иначе мыслящими людьми, которое позволяет им предать тебя, тогда как ты не можешь предать Христа. И это в какие-то моменты такое бессилие и страдание, что просто не хочется жить. Главная героиня не минует этого, но мы уже не увидим ее прячущейся от Бога. Ей может быть очень тяжело, но стыдно за свою веру — никогда (этот смысл и заключен в названии киноленты). И когда одна из ее подруг, жившая совсем не доброй жизнью, дозреет до решения прийти в «Прорыв» и начать узнавать жизнь христиан, она скажет не о стремлении узнать религиозные традиции, не о тяге к благочестию, не о желании попасть в рай. Она скажет просто и ясно: «Рейчел, я хочу того, что есть у тебя, — умения терпеть боль». Это самая концентрированная реплика авторов о том, чем можно, а чем нельзя расположить сердца других людей ко Христу. А ведь еще не так давно ершистые подруги считали веру девушки блажью и картинно вздыхали: «Когда же закончится эта фаза Иисусовости…».
Этот фильм правдив до деталей, он практически документальный, и авторы при всем желании не могли бы изменить его финал. Восемнадцатилетняя Рейчел Джой Скотт и еще двенадцать учеников погибли за неделю до выпускного вечера от рук двоих обезумевших одноклассников, начитавшихся фашистских идей. «Ну, Рейчел, где твой Бог теперь? Что бы сделал Иисус? Веришь ли ты в Бога?» — спросил один из нападавших уже раненую девушку. «Ты знаешь, что да», — ответила она. «Тогда уходи к Нему», — подвел черту убийца. Этого диалога, приведенного в фильме, возможно, и не было: одни источники утверждают, что был, другие называют это домыслом, а преступники уже ничего не скажут — расстреляв жертв, они покончили с собой. Но не так уж важно, было ли что-то выражено словесно или нет, — важны мотивы. Один из стрелявших — Эрик Харрис — написал в своем дневнике, фрагменты из которого были обнародованы в ходе расследования, что хотел бы поместить всех окружающих в компьютерную игру «Doom» и проследить, чтобы все слабые погибли, а сильные — выжили. И в этом смысле у него были все основания испытывать к Рейчел экзистенциальную ненависть: она так слаба, но не боится и не сдается…
Одна из последних дневниковых мыслей девушки была о том, что каждое наше действие запускает некую цепную реакцию и нужно жить с пониманием этого. Можно добавить: жить без мелочей, потому что тогда не будет мелочей ни в хорошем, ни в плохом. Жизнь и гибель Рейчел Скотт стали началом цепной реакции добра, которая идет и по сей день: ее именем названа общественная организация, занимающаяся профилактикой насилия в школах. Цепная реакция добра… Об этом, расставаясь с фильмом, хочется еще долго-долго помнить.